Скрипучие половицы — краткое содержание рассказа К.Г. Паустовского
Как и в остальных произведениях К.Г. Паустовского, в «Скрипучих половицах» автор затрагивает тему Родины, тему России. Паустовский восхищается красотой русской природы и делится с читателями своими чувствами и личными переживаниями за судьбу страны и благополучие ее народа
Важной особенностью авторского повествования является красочное, живое и проникновенное описание природы. При этом оно никак не отделено от человеческого бытия, и всегда находится в гармонии с тем состоянием души, которое человек испытывает в тот или иной период своей жизни
«Скрипучие половицы» — это название первой главы «Повести о лесах», написанной К.Г. Паустовским в 1948 году. Лейтмотивом всего произведения является проблема истребления русских лесов. Именно в первой главе автор гневно осуждает хищническое отношение людей к прекрасным дарам природы. В центре повествования первой главы находится небольшая зарисовка из жизни Петра Ильича Чайковского.
Он живет в старом деревянном доме вдалеке от людей. Вокруг него – тишина, а в душе царит покой и умиротворение. Рядом — сосновый лес, прекрасные пейзажи дарят композитору вдохновение, и даже воздух пропитан музыкой и благодатью. Безусловно, образ композитора в рассказе не претендует на полное соответствие прототипу, и взят Паустовским для усиления писательской мысли и создания пущего эмоционального эффекта и придания эстетики происходящему. Это скорее выдуманный персонаж со своей выдуманной историей, нежели реально существовавший композитор Чайковский. Однако этот факт нисколько не умаляет художественной ценности произведения, не отрицает его глубину и не лишает правдоподобности.
Дом композитора действительно был очень старым и совсем рассохся от жары. Но та атмосфера тепла и уюта, что царила в нем, буквально притягивала к себе, и покидать это место совсем не хотелось.
Чайковский любил свой дом, восхищался красотой леса и всего, что его окружало. Дом словно оживал в тот момент, когда композитор начинал играть на рояле. Звуки старого дерева звучали в унисон с прекрасной музыкой гениального композитора. Будто на сцене перед сотнями зрителей играет настоящий оркестр. Только одна вещь нарушала творческую идиллию музыканта – пять скрипучих половиц, которые словно бы мешали Чайковскому всякий раз добираться до музыкального инструмента. И если ему все удавалось пройти и через них и не вызвать жалобного стона, на лице его появлялась довольная улыбка. В отличном настроении Чайковский приступал к работе.
Ночами по всему дому раздавался скрип старого дерева, повторяя звуки дневной музыки. Композитор всегда мечтал создать композицию, подобную этой. Чайковский всегда старался как можно глубже и ярче передавать те незабываемые эмоции, что дарила ему красота сельской местности. Всю свою жизнь он посвятил Родине, запечатлевая в музыкальных произведениях чудесное очарование русских полей и лесов.
Именно об этом рассказывает первая глава «Повести о лесах». Жизнь человека, его творчество и красота природы – вещи неразделимые и с равнодушием несовместимые.
Источник
Краткое содержание Паустовский Скрипучие половицы для читательского дневника
Среди высоких сосен на опушке стоял старый дом. Из-за жары, которая шла из леса, дом полностью иссох. Воздух всегда был наполнен прекрасным ароматом цветов. Этот старый дом был целым миром и вдохновением для Чайковского.
Он любил дом, любил лес и все, что его окружало. Когда композитор садился за рояль дом вместе с музыкой оживал. Каждая нотка, сыгранная гением аукалась в доме. Сам музыкант восхищался своим оркестром, как он называл старый иссохший дом. Единственное, что выводило его из себя, были пять половиц, через которые необходимо было пройти, чтобы добраться до рояля. Если Чайковскому удавалось пройти по ним и не заставить их скрипеть, он садился за рояль и ухмылялся.
По ночам дом скрипел, припоминая днем сыгранную музыку. Как часто композитор, сидя днем перед роялем, хотел воплотить в жизнь ночную музыку старого скрипучего дома, но он забывал ее. Всю жизнь Чайковский старался передать те простые мгновенные чудеса и восторг, которые человек испытывает, посмотрев на сияние дождевых капель, на простое очарование деревенской среды. Он посвятил себя всего России и увековечению ее чудесной природы, с которой никак не сравнятся божественные позолоченные закаты Италии.
Вывод: музыка может изменить мир вокруг человека.
Читать краткое содержание Скрипучие половицы. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений
Скрипучая жизнь
У Паустовского в «Скрипучих половицах» скрипят не одни половицы. Платье горничной в губернаторском доме накрахмалено до скрипа. «Существующие законоположения не дают возможности» — скрипуче говорит и скрипуче живет хозяин дома. А слуги — подскрипывают. В скрипучих сапогах ходит Трощенко, наглый купец из Харькова, который и затеял весь этот лесоповал. Ударит обухом топора по стволу — дерево поет, и слышит он свою песню, ту, что сливается со звоном монет. А музыка… От нее следа-то нету. Еще скрипит паром на переправе по пути домой после бесполезного визита к губернатору. Жизнь повинуется скрипу пяти шатких половиц, которые так старательно пытается обойти в своем доме главный герой рассказа Паустовского «Скрипучие половицы».
Там, где цветет иван-чай
Тайна все же есть. Откуда музыка? «Гимновая» стилистика рассказа (в согласии с природой вскормленная народная сила, лирическая сила лесной стороны), казалось бы, подсказывает прямолинейный ответ – из леса
Но по большому счету не так уж важно, где Паустовский со своим героем находят источник вдохновения. Тайна и есть тайна
Главное – существует альтернатива проклятой скрипучей жизни. Есть гармония. А где ее источник, думайте сами. Свой ответ дает Паустовский в «Скрипучих половицах».
Что цветы гвоздики напоминают пух клочьями, а свет падает пластами – образы мало о чем говорящие. Они и не копируют цветы и свет, и не показывают свет и цветы такими, какими их создал Бог. В чем же магнетизм?
Современный человек мегаполиса вряд ли разделит терзания тех, кто плачет по срубленной березе. Человеку мегаполиса не суждено знать дорогу к Рудому Яру, которую знает Чайковский во всех подробностях — мимо цветущего около пней иван-чая, через сломанный мост и мелколесье. Человеку мегаполиса не хаживать этой дорогой. Современный защитник природы обмеряет леса шагами пользы и прямой дорогой идет к моральному утилитаризму. А Чайковский помнит лесную дорожку так, как может ее помнить только ребенок. И этот щемящий факт затмевает некрасивые красивости в виде клочьев и пластов. И нарочито-горестные раздумья о судьбах государства российского в связи с поруганной природой.
Этого ребячьего мироощущения давно нет у либерального губернатора с припухшими глазами. Оно, это мироощущение, переродилось в наглый коммерческий азарт у купца Трощенко. Что предложил Чайковский в «Скрипучих половицах» Паустовского дельцу? Векселя – возможно, под «Пиковую даму» или «Щелкунчика». Вместо наличных? Смешно! Так что же, взрослеть не надо? Надо. Высшими людьми, создающими неуничтожимые ценности, не рождаются. Так взрослеет в рассказе Паустовского «Скрипучие половицы» Феня, которая подошла к дому композитора с земляникой и заслушалась. Так взрослел вырастивший этот лес Василий. И, будем думать, еще и молодежь в доме либерала-губернатора.
А если не так, то выходит сплошное палачество. Как воры разбегаются лесорубы от падающей сосны. Кто отправил их на воровство? Дисгармоничные люди. И плохие хозяйственники, конечно — сначала надо бы рубить мелкий лес, чтоб дать простор падению сосны-великана. Все у них дисгармонично. Даже колонны на губернаторском доме облупленные. Иное дело – дом композитора.
Скрипучая жизнь
У Паустовского в «Скрипучих половицах» скрипят не одни половицы. Платье горничной в губернаторском доме накрахмалено до скрипа. «Существующие законоположения не дают возможности» — скрипуче говорит и скрипуче живет хозяин дома. А слуги — подскрипывают. В скрипучих сапогах ходит Трощенко, наглый купец из Харькова, который и затеял весь этот лесоповал. Ударит обухом топора по стволу — дерево поет, и слышит он свою песню, ту, что сливается со звоном монет. А музыка… От нее следа-то нету. Еще скрипит паром на переправе по пути домой после бесполезного визита к губернатору. Жизнь повинуется скрипу пяти шатких половиц, которые так старательно пытается обойти в своем доме главный герой рассказа Паустовского «Скрипучие половицы».
«Не можем препятствовать законной выгоде»
Композитор Чайковский творит, уединившись в окруженной лесом усадьбе. Лесник Василий приносит злую новость. Заезжий купец Трощенко, новый владелец «профуканных» помещиком угодий, решил: лес – под топор. Чайковский мчится к губернатору. Тот разводит руками: препятствовать выгоде от законной собственности не можем. Композитор пробует перекупить лес. Предлагает купцу вексель под завтрашние свои шедевры. Тот требует наличные. Их нет. Лес неутомимо валят. Но Трощенко вдруг оказывается у порога дома, где еще вчера звучала музыка. Передумал? Большая рубка пошла не так? Но композитор уже уехал. В Москву. А потом – и в Петербург? В столицу, к государю императору с прошением? Может быть. Финал – открытый.
Таким мог бы быть сценарий потенциального фильма «Скрип» с философской подоплекой по мотивам произведения Паустовского «Скрипучие половицы».
Высшие люди
Не менее странно и то, как видит значение творчества — глазами Чайковского – Паустовский в «Скрипучих половицах». Любимый поэт композитора – Пушкин. Все музыкальные сочинения, уже написанные – это дань Александру Сергеевичу, народу и друзьям. И дань, как замечено, небогатая. Наверное, есть читатель, которому не скучны подобного рода пассажи. Нельзя же со скукой смотреть на иконы. Вспомним роман Чернышевского. Читать «Что делать?» скучно, но интересно. Мы осведомлены, что высших людей нет. Но они так нужны нам. Не как пастыри, нет. А как те, кто решает вопрос о смысле жизни. Вопрос, который мучает каждого живущего. Нам нужна уверенность классицизма и романтический порыв одновременно. Чтоб не сомневаться никогда: долг – это и есть вершина счастья. А какова жизнь на самом деле, мы хорошо знаем.
Там, где цветет иван-чай
Тайна все же есть. Откуда музыка? «Гимновая» стилистика рассказа (в согласии с природой вскормленная народная сила, лирическая сила лесной стороны), казалось бы, подсказывает прямолинейный ответ – из леса
Но по большому счету не так уж важно, где Паустовский со своим героем находят источник вдохновения. Тайна и есть тайна
Главное – существует альтернатива проклятой скрипучей жизни. Есть гармония. А где ее источник, думайте сами. Свой ответ дает Паустовский в «Скрипучих половицах».
Что цветы гвоздики напоминают пух клочьями, а свет падает пластами – образы мало о чем говорящие. Они и не копируют цветы и свет, и не показывают свет и цветы такими, какими их создал Бог. В чем же магнетизм?
Современный человек мегаполиса вряд ли разделит терзания тех, кто плачет по срубленной березе. Человеку мегаполиса не суждено знать дорогу к Рудому Яру, которую знает Чайковский во всех подробностях — мимо цветущего около пней иван-чая, через сломанный мост и мелколесье. Человеку мегаполиса не хаживать этой дорогой. Современный защитник природы обмеряет леса шагами пользы и прямой дорогой идет к моральному утилитаризму. А Чайковский помнит лесную дорожку так, как может ее помнить только ребенок. И этот щемящий факт затмевает некрасивые красивости в виде клочьев и пластов. И нарочито-горестные раздумья о судьбах государства российского в связи с поруганной природой.
Этого ребячьего мироощущения давно нет у либерального губернатора с припухшими глазами. Оно, это мироощущение, переродилось в наглый коммерческий азарт у купца Трощенко. Что предложил Чайковский в «Скрипучих половицах» Паустовского дельцу? Векселя – возможно, под «Пиковую даму» или «Щелкунчика». Вместо наличных? Смешно! Так что же, взрослеть не надо? Надо. Высшими людьми, создающими неуничтожимые ценности, не рождаются. Так взрослеет в рассказе Паустовского «Скрипучие половицы» Феня, которая подошла к дому композитора с земляникой и заслушалась. Так взрослел вырастивший этот лес Василий. И, будем думать, еще и молодежь в доме либерала-губернатора.
А если не так, то выходит сплошное палачество. Как воры разбегаются лесорубы от падающей сосны. Кто отправил их на воровство? Дисгармоничные люди. И плохие хозяйственники, конечно — сначала надо бы рубить мелкий лес, чтоб дать простор падению сосны-великана. Все у них дисгармонично. Даже колонны на губернаторском доме облупленные. Иное дело – дом композитора.
Зима
Прощание с летом
(В сокращении…)
… Однажды ночью я проснулся от странного ощущения. Мне показалось, что я оглох во сне. Я лежал с открытыми глазами, долго прислушивался и, наконец, понял, что я не оглох, а попросту за стенами дома наступила необыкновенная тишина. Такую тишину называют «мертвой». Умер дождь, умер ветер, умер шумливый, беспокойный сад. Было только слышно, как посапывает во сне кот. Я открыл глаза. Белый и ровный свет наполнял комнату. Я встал и подошел к окну — за стеклами все было снежно и безмолвно. В туманном небе на головокружительной высоте стояла одинокая луна, и вокруг нее переливался желтоватый круг. Когда же выпал первый снег? Я подошел к ходикам. Было так светло, что ясно чернели стрелки. Они показывали два часа. Я уснул в полночь. Значит, за два часа так необыкновенно изменилась земля, за два коротких часа поля, леса и сады заворожила стужа. Через окно я увидел, как большая серая птица села на ветку клена в саду. Ветка закачалась, с нее посыпался снег. Птица медленно поднялась и улетела, а снег все сыпался, как стеклянный дождь, падающий с елки. Потом снова все стихло. Проснулся Рувим. Он долго смотрел за окно, вздохнул и сказал: — Первый снег очень к лицу земле. Земля была нарядная, похожая на застенчивую невесту. А утром все хрустело вокруг: подмерзшие дороги, листья на крыльце, черные стебли крапивы, торчавшие из-под снега. К чаю приплелся в гости дед Митрий и поздравил с первопутком. — Вот и умылась земля, — сказал он, — снеговой водой из серебряного корыта. — Откуда ты взял, Митрич, такие слова? — спросил Рувим. — А нешто не верно? — усмехнулся дед. — Моя мать, покойница, рассказывала, что в стародавние годы красавицы умывались первым снегом из серебряного кувшина и потому никогда не вяла их красота. Трудно было оставаться дома в первый зимний день. Мы ушли на лесные озера. Дед проводил нас до опушки. Ему тоже хотелось побывать на озерах, но «не пущала ломота в костях». В лесах было торжественно, светло и тихо. День как будто дремал. С пасмурного высокого неба изредка падали одинокие снежинки
Мы осторожно дышали на них, и они превращались в чистые капли воды, потом мутнели, смерзались и скатывались на землю, как бисер. Мы бродили по лесам до сумерек, обошли знакомые места
Стаи снегирей сидели, нахохлившись, на засыпанных снегом рябинах… Кое-где на полянах перелетали и жалобно попискивали птицы. Небо над головой бьшо очень светлое, белое, а к горизонту оно густело, и цвет его напоминал свинец. Оттуда шли медленные снеговые тучи. В лесах становилось все сумрачнее, все тише, и, наконец, пошел густой снег. Он таял в черной воде озера, щекотал лицо, порошил серым дымом леса. Зима начала хозяйничать над землей…
Сочинения по творчеству Паустовского
- Сочинения
- Литература
- Паустовский
Имя Константина Георгиевича Паустовского – русского советского писателя – известно всем. Он занимался также журналистской и педагогической деятельностью. Его произведения переведены на многие иностранные языки, а с середины ХХ века их включили в обязательную программу для изучения в школе. Произведения писателя, четырежды номинированного на Нобелевскую премию, поистине являются лучшими образцами пейзажной прозы.
Первые произведения Константин Георгиевич написал ещё в годы учёбы в киевской гимназии. Это повесть «Четверо» и рассказ «На воде», напечатанный под псевдонимом. С 1916 по 1923 году писатель работал над романом «Романтики». В 1928 году был издан сборник рассказов под названием «Встречные корабли».
В зимние месяцы 1928 года появился роман «Блистающие облака», включающий автобиографические зарисовки, отражающие поездки писателя по Черноморью и Кавказу в 1925-1927 годах. Паустовский отмечал, что все его произведения окрашены «романтической настроенностью».
Широко известным имя Паустовского стало после выхода в 1932 году повести «Кара-Бугаз». Её издавали на многих языках мира. По её сюжету режиссёр Александр Разумный снял одноимённый фильм, который по политическим соображениям не был допущен к показу. В 30-х годах Паустовский написал ряд ярких и значительных произведений: «Судьба Шарля Лонсевиля», «Колхида», «Чёрное море», «Тарас Шевченко», «Северная повесть», «Орест Кипренский», «Исаак Левитан» и другие.
Одно из главных произведений Паустовского – это его «Повесть о жизни», созданная им в период с 1945 по 1963 год. В повесть входят шесть отдельных книг, связанных общей темой – переосмыслением своей жизни. На её страницах воссозданы образы замечательных людей, с которыми писателю посчастливилось встретиться на жизненном пути.
Произведения Паустовского имеют простую структуру, обычно они построены в виде повествования от лица рассказчика. Его рассказы и сказки для детей, написанные о природе и животных, учат добру и состраданию ко всему живому. Читателю полюбились «Барсучий нос», «Тёплый хлеб», «Стальное колечко» и другие поучительные истории. В них автор удивляет своим умением находить удивительное в самом обычном и простом, умением всматриваться и вслушиваться в каждую мелочь и получать радость от этих открытий. Писатель воспевал возвышенные идеалы красоты и добра, спасая их от забвения. Он мечтал не о преобразовании мира, а о воспитании души человеческой.
Осень
Словарь родной природы
Невозможно перечислить приметы всех времен года. Поэтому я пропускаю лето и перехожу к осени, к первым ее дням, когда уже начинает «сентябрить».
Увядает земля, но еще впереди «бабье лето» с его последним ярким, но уже холодным, как блеск слюды, сиянием солнца. С густой синевой небес, промытых прохладным воздухом. С летучей паутиной («пряжей богородицы», как кое-где называют ее до сих пор истовые старухи) и палым, повялым листом, засыпающим опустелые воды. Березовые рощи стоят, как толпы девушек-красавиц, в шитых золотым листом полушалках. «Унылая пора — очей очарованье».
Потом — ненастье, обложные дожди, ледяной северный ветер «сиверко», бороздящий свинцовые воды, стынь, стылость, кромешные ночи, ледяная роса, темные зори.
Так все и идет, пока первый мороз не схватит, не скует землю, не выпадет первая пороша и не установится первопуток. А там уже и зима с вьюгами, метелями, поземками, снегопадом, седыми морозами, вешками на полях, скрипом подрезов на розвальнях, серым, снеговым небом…
***
Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю, но это мне долго не удавалось. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека. Шорох листьев в воздухе казался мне таким же неправдоподобным, как рассказы о том, что весной слышно, как прорастает трава.
Я был, конечно, неправ. Нужно было время, чтобы слух, отупевший от скрежета городских улиц, мог отдохнуть и уловить очень чистые и точные звуки осенней земли.
Как-то поздним вечером я вышел в сад к колодцу. Я поставил на сруб тусклый керосиновый фонарь «летучую мышь» и достал воды. В ведре плавали листья. Они были всюду. От них нигде нельзя было избавиться. Черный хлеб из пекарни приносили с прилипшими к нему мокрыми листьями. Ветер бросал горсти листьев на стол, на койку, на пол. на книги, а по дорожкам сала было трудно холить: приходилось идти по листьям, как по глубокому снегу. Листья мы находили в карманах своих дождевых плащей, в кепках, в волосах — всюду. Мы спали на них и насквозь пропитались их запахом.
Бывают осенние ночи, оглохшие и немые, когда безветрие стоит над черным лесистым краем и только колотушка сторожа доносится с деревенской околицы.
Была такая ночь. Фонарь освещал колодец, старый клен под забором и растрепанный ветром куст настурции на пожелтевшей клумбе.
Я посмотрел на клен и увидел, как осторожно и медленно отделился от ветки красный лист, вздрогнул, на одно мгновение остановился в воздухе и косо начал падать к моим ногам, чуть шелестя и качаясь. Впервые услыхал шелест падающего листа — неясный звук, похожий на детский шепот
Мой дом
Особенно хорошо в беседке в тихие осенние ночи, когда в салу шумит вполголоса неторопливый отвесный дождь.
Прохладный воздух едва качает язычок свечи. Угловые тени от виноградных листьев лежат на потолке беседки. Ночная бабочка, похожая на комок серого шелка-сырца, садится на раскрытую книгу и оставляет на странице тончайшую блестящую пыль. Пахнет дождем — нежным и вместе с тем острым запахом влаги, сырых садовых дорожек.
На рассвете я просыпаюсь. Туман шуршит в саду. В тумане падают листья. Я вытаскиваю из колодца ведро воды. Из ведра выскакивает лягушка. Я обливаюсь колодезной водой и слушаю рожок пастуха — он поет еще далеко, у самой околицы.
Светает. Я беру весла и иду к реке. Я отплываю в тумане. Восток розовеет. Уже не доносится запах дыма сельских печей. Остается только безмолвие воды, зарослей вековых ив.
Впереди — пустынный сентябрьский день. Впереди — затерянность в этом огромном мире пахучей листвы, трав, осеннего увядания, затишливых вод, облаков, низкого неба. И эту затерянность я всегда ощущаю как счастье.
Скрипучие половицы*
Дом рассохся от старости. А может быть, и от того, что он стоял на поляне в сосновом лесу и от сосен все лето тянуло жаром. Иногда дул ветер, по он не проникал далее в открытые окна мезонина Он только шgt; мел в вершинах сосен и проносил над ними вереницы кучевых облаков. Чайковскому нравился этот деревянный дом. В комнатах слабо пахло скипидаром и белыми гвоздиками. Они в изобилии цвели на поляне перед крыльцом. Растрепанные, высохшие, они даже не были похожи на цве гы, а напоминали клочья пуха, прилипшего к стебелькам.
Единственное, что раздражало композитора, — это скрипучие половицы. Чтобы пройти от двери к роялю, надо было переступить через пять шатких половиц. Со стороны это выглядело, должно быть, забавно, когда пожилой композитор пробирался к роялю, приглядываясь к половицам прищуренными глазами.
Если удавалось пройти так, чтобы ни одна из них не скрипнула, Чайковский садился за роя ль и усмехался. Неприятное осталось позади, а сейчас начнется удивительное и веселое: рассохшийся дом запоет от первых же звуков рояля. На любую клавишу отзовутся тончайшим резонансом сухие стропила, двери и старушка люстра, потерявшая половину своих хрусталей, похожих на дубовые листья.
Самая простая музыкальная тема разыгрывалась этим домом как симфония.
«Прекрасная оркестровка!» — думал Чайковский, восхищаясь певучестью дерева.
С некоторых пор Чайковскому начало казаться, что дом уже с утра ждет, когда композитор, напившись кофе, сядет за рояль. Дом скучал без звуков.
Иногда ночью, просыпаясь, Чайковский слышал, как, потрескивая, пропоет то одна, то другая половица, как бы вспомнив его дневную музыку и выхватив из нее любимую ноту. Еще это напоминало оркестр перед увертюрой, когда оркестранты настраивают инструменты. То на чердаке, то в маленьком зале, то в застекленной прихожей кто-то трогал струну. Чайковский сквозь сон улавливал мелодию, но, проснувшись утром, забывал ее. Он напрягал память и вздыхал.
оконных стекол с обвалившейся замазкой, ветра, постучавшего веткой по крыше.
Прислушиваясь к ночным звукам, он часто думал, что жизнь проходит, а ничего еще толком не сделано. Еще ни разу ему не удалось передать тот легкий восторг, что возникает от зрелища радуги, от ауканья крестьянских девушек в чаще, от самых простых явлений окружающей жизни.
Чем проще было то, что он видел, тем труднее оно ложилось на музыку. Как передать хотя бы вчерашний случай, когда он укрылся от проливного дождя р избе у объездчика Тихона! В избу вбежа ла Феня — дочь Тихона, девочка лет пятнадцати. С ее волос стекали капли дождя. Две капли повисли на кончиках маленьких ушей. Когда из-за тучи ударило солнце, капли в ушах у Фени заблестели, как алмазные серьги.
Чайковский любовался девочкой. Но Феня стряхнула капли, все кончилось, и он понял, что никакой музыкой не сможет передать прелесть этих мимолетных капель.
Нет, очевидно, это ему не дано. Он никогда не ждал вдохновения. Он работал, работал, как поденщик, как вол, и вдохновение рождалось в работе.
Пожалуй, больше всего ему помогали леса, лесной дом, где он гостил этим летом, просеки, заросли, заброшенные дорогл (в их колеях, налитых дождем, отражался в сумерках серп месяца), этот удивительный воздух н всегда немного печальные русские закаты.
Он не променяет эти туманные зори ни на какие великолепные позлащенные закаты Италии. Он без остатка отдал свое сердце России — ее лесам и деревушкам, околицам, тропинкам и песням. Но с каждым днем его все больше мучает невозможность выразить всю поэзию своей страны. Он должен добиться этого. Нужно только не щадить себя. (548)
Источник