Краткое содержание заповедник довлатова

Сергей довлатов - заповедник

Запорожец

Лирические и философские отступления нередко использовал в своем творчестве Николай Гоголь. «Пропавшая грамота», краткое содержание которой можно передать несколькими фразами, в оригинальном виде представляет собой пространную речь рассказчика. И в его повествовании также имеются отступления. Одно из них – это характеристика запорожского населения и отдельных его представителей. Один из них повстречался казаку. После недолгого знакомства путь держать решили вместе.

По дороге предавались жестокой попойке, как и полагается запорожцам, и развлекали друг друга байками. Но вдруг новый приятель казака как-то сник, стал угрюм. Оказалось, что душа его продана дьяволу. В этом запорожец признался сам, однако удивления особенного у своего друга этим признанием не вызвал. В чем заключается краткое содержание рассказа «Пропавшая грамота» и других повестей из знаменитой книги Гоголя? Беспредел нечистой силы и непримиримая борьба героев с ним — вот основной мотив повествований. А потому на признание своего нового товарища казак ответил: «Эка невидаль!» И дал мгновенно обещание не спать всю ночь и охранять друга от нападений нечисти.

Однако не удалось гонцу сдержать обещания. Он уснул. А поутру обнаружил, что пропал не только запорожец. Не было и лошадей. Решив, что их увел сатана, поскольку до пекла добираться пешком не очень удобно, он на некоторое время успокоился. Однако приключения только начинались…

Чужой среди своих

Довлатов пытался стать своим писателем для армянского сообщества. Но, увы, его попытки не увенчались успехом. В 1985 году он закончил рассказ «Когда-то мы жили в горах», ироничная историю о том, как живет армянский народ, и о тех, кто по национальности был армянином, но позабыл свои традиции. Многим армянам критика пришлась не по душе, они высказывали писателю недовольство. Довлатову пришлось отвечать: «Дорогие земляки! Рассказ „Когда-то мы жили в горах“ вызвал много откликов из Армении, но, к сожалению, весьма нелестных. Авторы писем обвиняют меня в незнании обычаев родного армянского народа, в искажении действительности. Так вот, прежде всего хочу подчеркнуть, что в своем рассказе я попытался с иронией изобразить армян, давно живущих вдалеке от Армении, например, в Ленинграде, потерявших связи с армянскими традициями. И сохранивших, культивирующих лишь чисто декоративные, экзотические, а в конечном счете ложные представления об обычаях своего народа… Наивно было бы думать, что кому-то по силам очернить армянскую культуру, бросить тень на армянский народ».

Светлое чувство. Сергей Довлатов влюбился, увидев фото девушки в газете Подробнее

Большой Арктический заповедник

Находится за полярным кругом — на Таймырском полуострове и мелких островах, где царит многолетняя мерзлота. Добраться на территорию заповедника можно только по воздуху, да и то в летную погоду. Здесь можно попробовать модный сейчас вид экотуризма — бёрдвотчинг, то есть наблюдение за птицами. Оно проводится на биостанции Вильяма Баренца, расположенной недалеко от поселка Диксон, где находится немало международных орнитологических баз.

С наступлением весны побережье заповедника превращается в огромный птичий базар. Его заселяют розовые и белые чайки, сибирские гаги, бургомистры, чистики, белолобые гуси, северные кулики, черные казарки. В этих местах выводит птенцов и краснозобая казарка — редкая птица, которая встречается только в России и занесена в Красную книгу.


Краснозобая казарка — украшение Большого Арктического заповедника

Сюжет книги «Заповедник» кратко

В книге Довлатова «Заповедник» читать можно о Борисе Алиханове, под образом которого легко просматривается сам Сергей Довлатов. Этот непризнанный писатель без писательского билета отправляется в музей-заповедник Александра Пушкина «Михайловское». О его приезде уже проинформированы компетентные органы, которые давно взяли ленинградского интеллигента «на карандаш». В заповеднике Боб устраивается экскурсоводом. Сюжет произведения «Заповедник» Довлатова разворачивается вокруг знакомства главного героя с другими работниками заповедника, каждый из которых клянется в любви Пушкину. И это при том, что у Довлатова пушкинский заповедник практически не содержит оригинальных вещей, оставшихся от великого поэта. Любовь к Пушкину здесь возведена на совершенно новый уровень, когда каждый гордится этой любовью и с подозрением относится к любви других. На этом фоне разительно отличается жизнь местного населения, которое погрязло в пьянстве и не обустроенности жизни. И вот в этом месте Борису Алиханову предстоит работать несколько месяцев.

Что касается по книге Сергея Довлатова «Заповедник» отзывов, то они достаточно сильно разнятся. С одной стороны, великолепный язык автора и полное погружение читателя в атмосферу книги, огромное количество цитат, которые хочется запомнить и использовать. Но в то же время главные и второстепенные герои вызывают отвращение своим пьянством и вечным нытьем. Особенно многих задевает образ глубинки, который отобразил Довлатов, а также его взгляд на многие вещи. Если же говорить в целом, то повесть сложно назвать захватывающей и поднимающей настроение, но даже ярые противники Довлатова согласны с тем, что книга заслуживает вашего внимания. Именно поэтому книгу Довлатова «Заповедник» скачать можно посоветовать всем любителям хорошей российской прозы.

Чужой среди своих

Довлатов пытался стать своим писателем для армянского сообщества. Но, увы, его попытки не увенчались успехом. В 1985 году он закончил рассказ «Когда-то мы жили в горах», ироничная историю о том, как живет армянский народ, и о тех, кто по национальности был армянином, но позабыл свои традиции. Многим армянам критика пришлась не по душе, они высказывали писателю недовольство. Довлатову пришлось отвечать: «Дорогие земляки! Рассказ „Когда-то мы жили в горах“ вызвал много откликов из Армении, но, к сожалению, весьма нелестных. Авторы писем обвиняют меня в незнании обычаев родного армянского народа, в искажении действительности. Так вот, прежде всего хочу подчеркнуть, что в своем рассказе я попытался с иронией изобразить армян, давно живущих вдалеке от Армении, например, в Ленинграде, потерявших связи с армянскими традициями. И сохранивших, культивирующих лишь чисто декоративные, экзотические, а в конечном счете ложные представления об обычаях своего народа… Наивно было бы думать, что кому-то по силам очернить армянскую культуру, бросить тень на армянский народ».


Светлое чувство. Сергей Довлатов влюбился, увидев фото девушки в газете Подробнее

Трубадур отточенной банальности

Доживи Сергей Довлатов до своего 80-летнего юбилея (что вполне возможно, если бы не халатность заокеанской скорой), он бы мог рассчитывать на торжество в Колонном зале Дома Союзов (если бы пошел) — столь сокрушительно-масскультной стала его посмертная слава, больше похожая на воздаяние.

Переиздания огромными тиражами, мемориальные доски в Петербурге, Уфе и «игрушечном» Таллине, изба-музей в Пушгорах. В Нью-Йорке, в Куинсе, — Sergei Dovlatov Way, перекресток в районе Форест-Хилс, который он пересекал, направляясь из дома в магазин «Моня & Миша» за свежим номером «Нового русского слова». Идолизация на уровне анекдота, сказали бы его рафинированные друзья-литкритики, однако «трубадура отточенной банальности», пользовавшегося литературой как павлиньим хвостом, до сих пор можно цитировать страницами.

Не просивший у Бога добавки


Фото: Кадр из трейлера к фильму «Довлатов»/kinopoisk.ru

Казалось бы, какое тут величие замысла? Работал журналистом, ходил по издательствам, предлагал рукописи, не печатали. Уехал, «оставил телефон химчистки». Из всех пожитков — фанерный чемодан, перевязанный бельевой веревкой, с которым когда-то ездил в пионерлагерь. На крышке написано: «Младшая группа. Сережа Довлатов». Под крышкой — фото Иосифа Бродского и Джины Лоллобриджиды в прозрачной одежде. «Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал». Про Бродского спросил: «Кто это?» Удовлетворился ответом — «дальний родственник». Таким же родственником, только не дальним, а близким, стал Довлатов для читателя — писатель, смешивший до слез, удивлявший, удручавший.

Чего только стоят его типажи — ради такой веселой компании хотелось устроиться на работу в «Советскую Эстонию». Свойский фотограф Жбанков, не расстававшийся с «мерзавчиком» и развлекавший номенклатурных барышень байками о перепутанных в морге покойниках. Обаятельный конформист Миша Шаблинский, которому прощали выражения «имманентный дуализм» и «спонтанная апперцепция». Легкомысленный бонвиван Митя Кленский, питавший пристрастие «к анодированным зажимам для галстука и толстым мундштукам из фальшивого янтаря». Даже глупейший диссидент и неудачливый альфонс Эрик Буш с лицом голливудского киногероя, даже редактор Турунок — «тип застенчивого негодяя», марципановый, елейный — все у Довлатова выходили колоритными, занимательными, типажными.

«Я не мог не снять кино про Довлатова»

Режиссер Алексей Герман-мл. — о работе над новым фильмом, представляющим Россию на Берлинале-2018

Заповедник

Как же тяжело писать что-то на наших. Не знаешь с чего начать и чем закончить, мысли застревают в идеях, фразы в деепричастных оборотах! Но коли уж взялся, надо доделывать, я так считаю. Как и в случае с Чарльзом Буковски, для меня большая загадка, как сильно пьющие и пишущие об этом без обиняков писатели могут быть любимы непьющими людьми, особенно женщинами. Наверное, тут срабатывает неписанное правило, что девочки любят плохих мальчиков! Конечно, сравнивать Буковски с Довлатовым не совсем корректно. Если первый — убеждённый маргинал, которому, по большому счёту, кроме выпивки и секса ничего от жизни не надо, то второй — интеллигент, культурный, ищущий признания писатель (талантливый и осознающий свой талант), но не получающий его, будучи отвергаемым советской литературной бюрократией, которая классифицирует его творчество, как диссидентское. От чего и пьёт главный герой Довлатова, Борис, топя в стакане печаль. Главный герой — это, очевидно, альтер-эго самого Довлатова, к гадалке не ходи. Вообще, я так понял, у него много произведений носят автобиографический характер. «Заповедник» повествует нам о конкретном периоде в жизни писателя, когда он какое-то время работал в Пушкинских горах экскурсоводом, пытаясь как-то отвлечься от навалившихся проблем и общего разброда и бардака в жизни, в частности, семейной. Ему нужна точка отсчёта, работа, деньги, спокойная обстановка, чтобы навести порядок в голове. Заповедник — оказывается хорошо подходящим для этих целей местом.

Со знанием дела, автор живописует нам советскую действительность:

Искромётный юмор, пропорционально разбавляемый грустью о несбывшемся, а так же просто описания окружающего мира и людей вокруг — это заслуживает самых лестных отзывов. Однако, гладкое повествование, где «всё вроде начинает налаживаться», постепенно начинает подразумевать некий натяг — за которым закономерно должен последовать какой-то взрыв. Им оказывается приехавшая в гости жена, с которой, насколько мы понимаем, они сейчас не живут вместе. К сожалению, тут невозможно обойтись без спойлеров, хотя я и стараюсь без явных. Отдельного упоминания стоит история знакомства Бориса и Татьяны. История странная какая-то, довольно трогательная, но при этом какая-то схематичная что-ли, как-будто художник несколькими взмахами кисти набросал нам пейзаж — это ещё не картина, но впечатление получено

Отмечу, что автор акцентирует внимание на том, что Татьяна обычно была пассивным звеном отношений, просто на всё соглашалась. Но в настоящем нашего героя ситуация изменилась, Татьяна чувствует ответственность за ребёнка и хочет эмигрировать из Советского союза

И тут уже Борис оказывается пассивен, он не хочет покидать Родину и, по большому счёту, непонятно, дело ли тут в каких-то принципах или в банальной нерешительности:

Однако перед Татьяной дилеммы больше нет: она решила уезжать, потому что считает, что потом может быть поздно. Думаю, многие тут выкрикнули бы из зала: «Ну, и правильно!» А я не знаю, что сказать.

И вот произведение, начавшееся с хохм и злободневной сатиры, достигает своего отрицательного апогея:

Ну, и — пьянство, боль, всё закружилось, замелькало… В завершении своей писанины, укажу на то обстоятельство, что в процессе чтения, я вспомнил: читал уже «Заповедник», давным-давно. И тогда, похоже, не воспринял — не срезонировало. Повторное знакомство, по всей видимости, у нас получилось более удачным. Скажу, что, по моему, книга стоящая — смешная и одновременно грустная, и в контрасте чувствуется мастерство. Здесь нет какой-то большой философии или даже каких-либо жизнеутверждающих идей, герой не обладает титанической силой характера или чем-то другим эдаким — он вполне обычный, может быть даже заурядный, человек. Он просто рассказывает о своей жизни, давая нам возможность соприкоснуться с тем временем и тогдашними проблемами. Вот такая история. Всё, больше не могу писать! Срочно надо выпить, хотя так и спиться недолго, ограничюсь-ка я, пожалуй, сегодня какавой с чаем.

«Заповедник» Довлатова: в чем, по-моему, ошибся писатель в своей знаменитой повести

Приблизительное время чтения: 4 мин.

Владимир ГУРБОЛИКОВ

Я прочел «Заповедник» как раз там, в Святых Горах. Прямо там и купил, в усадьбе Михайловское. И первая реакция моя после прочтения — возмущение. От того, насколько не сходилось то, что я обрел и прочувствовал в Пушкинском заповеднике, с довлатовской повестью. А потом, разговаривая с простыми людьми в этом удивительном месте, стал у них учиться сочувствовать и прощать…

Почему всей душой я воспротивился довлатовскому «Заповеднику»? Не потому, что не может быть там персонажей, каких он вывел. Люди — разные. Наверное, Довлатова в то время больше всего волновала проблема лицемерия. На фоне личных метаний, переживаний. И показное, «совковое» (как некоторые говорят, сам я не приемлю этого слова), лживое искал и «находил» во всем. Думал, что находит.

Но прошло время. И образы какого-то стукача, который является «вместо Пушкина», наивность экскурсоводов и экскурсантов (с их детскими вопросами), претензии к гейченковской (Семен Степанович Гейченко — пушкинист, музейный работник, многолетний директор музея-заповедника «Михайловское», по сути воссоздавший его заново после Великой Отечественной войнф. — Прим. ред.) «лубочной», пропагандистской тактике — они теперь выглядят просто… ничтожными. На фоне проверки временем. По плодам, какие мы можем оценить только теперь, после того, как ушли из жизни и Довлатов, и Гейченко.

Сейчас совершенно ясно, что без тогдашнего, пусть чудного и «фанатического», но честного, гигантского труда Гейченко и многих-многих иных людей могло бы не случиться Чуда. А Пушкинский заповедник остается (и сейчас это ценно вдесятеро!) Чудом. Одним из самых потрясающих мест в России.

Там удалось на огромном пространстве сохранить или воссоздать святыни, архитектурные и парковые ансамбли, археологические памятники нашего Средневековья… И все это посреди удивительной красоты русской природы, ничем не испорченной, не изгаженной.

После того как на руинах Воронича поклонишься могильным крестам тех, кто вернул нам Святогорье (да и многое еще на Псковщине), смириться с духом этой книги? — Нет, это совершенно невозможно. Только жалко, очень жалко автора. Он-то думал, конечно же, о другом, имел своим резоны. Но выглядит сейчас все это как очень большая ошибка, неправда, что-то некрасивое и напрасное.

Впрочем, Заповедник (реальный, не-книжный) — настолько большое явление, что он в защите от автора книги не нуждается, нисколько. Довлатовский «Заповедник» там спокойно стоит в продаже всюду; домик, где он жил, вроде бы стал музеем… И это для меня показатель того, что в реальности для Довлатова Святые горы — то место, где его никогда и никто не обидел и не осудил, ни при жизни, ни теперь.

А местные жители и сегодня говорят о нем: «Не обижайтесь вы на него, хороший был человек. Только алкоголик. Наберет портвейна, сунет в реку — охлаждаться, проведет экскурсию — выпьет бутылку, потом еще одну проведет, если сможет… Трудно было с ним начальству…» И никто на него не в обиде. Ведь это действительно большая человеческая трагедия. Если только их слова не такая же смесь правды и откровенного вымысла, которая свойственна псевдодокументальным (с реальными фамилиями) довлатовским повестям.


Довлатов в Михайловском

Довлатов больше всего боялся пошлости — в ее классическом понимании XIX века, как подделки — и от этого страха дошел до отрицания вообще всего вокруг, мол, в Советской России всё — пародия на жизнь, всё пошлость. Даже священное для интеллигента место — место ссылки Пушкина в его родовом гнезде. И только оказавшись в Америке, там, где и появился «Заповедник» (да и все остальные его крупные произведения — благодаря тому, что нашелся гениальный редактор, сумевший буквально вылепить их из довлатовского интереснейшего, но разрозненного материала), автор понял, что нет ничего лучше этого Заповедника. И честно в этом признался.

А как отнеслись к Довлатову Святые Горы — это средоточие нашей истории и культуры? С пониманием, состраданием и признанием таланта. А то, что казалось Довлатову пошлостью, — это, пожалуй, все просто ушло. Довлатов ошибся. Для него, как человека культуры, пушкинские места — священные. Не по-христиански, по-своему. И, отвергая в Заповеднике подлинность, он пытался доказать — прежде всего себе самому, — что нет ничего, за что можно зацепиться в своем Отечестве. Но слава Богу и огромное спасибо добрым людям: святые и священные для каждого места у нас есть. И не случайно в Святых Горах есть место музею Довлатова и книге с его «Заповедником».

…Если кто-то еще не бывал там, в тех местах, на Псковщине, поезжайте обязательно. Хотя бы раз в жизни, но там, уверен, необходимо побывать каждому. В России много удивительных мест. Но это — особенное.

Трубадур отточенной банальности

Доживи Сергей Довлатов до своего 80-летнего юбилея (что вполне возможно, если бы не халатность заокеанской скорой), он бы мог рассчитывать на торжество в Колонном зале Дома Союзов (если бы пошел) — столь сокрушительно-масскультной стала его посмертная слава, больше похожая на воздаяние.

Переиздания огромными тиражами, мемориальные доски в Петербурге, Уфе и «игрушечном» Таллине, изба-музей в Пушгорах. В Нью-Йорке, в Куинсе, — Sergei Dovlatov Way, перекресток в районе Форест-Хилс, который он пересекал, направляясь из дома в магазин «Моня & Миша» за свежим номером «Нового русского слова». Идолизация на уровне анекдота, сказали бы его рафинированные друзья-литкритики, однако «трубадура отточенной банальности», пользовавшегося литературой как павлиньим хвостом, до сих пор можно цитировать страницами.

Не просивший у Бога добавки


Фото: Кадр из трейлера к фильму «Довлатов»/kinopoisk.ru

Казалось бы, какое тут величие замысла? Работал журналистом, ходил по издательствам, предлагал рукописи, не печатали. Уехал, «оставил телефон химчистки». Из всех пожитков — фанерный чемодан, перевязанный бельевой веревкой, с которым когда-то ездил в пионерлагерь. На крышке написано: «Младшая группа. Сережа Довлатов». Под крышкой — фото Иосифа Бродского и Джины Лоллобриджиды в прозрачной одежде. «Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал». Про Бродского спросил: «Кто это?» Удовлетворился ответом — «дальний родственник». Таким же родственником, только не дальним, а близким, стал Довлатов для читателя — писатель, смешивший до слез, удивлявший, удручавший.

Чего только стоят его типажи — ради такой веселой компании хотелось устроиться на работу в «Советскую Эстонию». Свойский фотограф Жбанков, не расстававшийся с «мерзавчиком» и развлекавший номенклатурных барышень байками о перепутанных в морге покойниках. Обаятельный конформист Миша Шаблинский, которому прощали выражения «имманентный дуализм» и «спонтанная апперцепция». Легкомысленный бонвиван Митя Кленский, питавший пристрастие «к анодированным зажимам для галстука и толстым мундштукам из фальшивого янтаря». Даже глупейший диссидент и неудачливый альфонс Эрик Буш с лицом голливудского киногероя, даже редактор Турунок — «тип застенчивого негодяя», марципановый, елейный — все у Довлатова выходили колоритными, занимательными, типажными.

«Я не мог не снять кино про Довлатова»

Режиссер Алексей Герман-мл. — о работе над новым фильмом, представляющим Россию на Берлинале-2018

Сначала не любил коммунистов и СССР, потом — антикоммунистов и США

В 1978 году Довлатов попрощался с Родиной и эмигрировал в Нью-Йорк. Там он устроился на работу редактором еженедельной газеты «Новый американец». Многие исследователи творчества писателя уверены, что именно в Америке Довлатов смог написать свои лучшие произведения: «Чемодан», «Иностранку», «Филиал». Правда, сам он так и не смог полюбить США. Он говорил: «После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов». Шумный многогранный Нью-Йорк не помог Довлатову излечиться от депрессии. Хотя он печатался, его читали, у его творчества появилась масса фанатов. Про свое состояние он писал так: «Пьянство мое затихло, но приступы депрессии учащаются. Я всю жизнь чего-то ждал: аттестата зрелости, потери девственности, женитьбы, первого ребенка, минимальных денег, а сейчас все произошло — и ждать больше нечего».

Иосиф Бродский и Сергей Довлатов. Фото: Предоставлено организаторами / Нина Аловерт

9_vershinin_mihail_-_cvetenya_srok_-_2018_-_390183.jpg


Фото: Михаил Вершинин, участник фотоконкурса РГО «Самая красивая страна»

  • 2/3 представителей байкальской фауны являются эндемиками, а это почти 40 видов.
  • В Байкальском заповеднике можно встретить уснею. Это лишайник, похожий на густую паутину, свисающую с ветвей деревьев. Из-за этого некоторые уголки леса напоминают кадры из фильмов ужасов.
  • Желающих понаблюдать за птицами Байкальского заповедника с каждым годом становится всё больше, поэтому работники и волонтёры ведут активную работу по развитию такого вида туризма, как бердвотчинг. Идут в ногу со временем, так сказать!
  • В заповеднике отсутствует мобильная связь. Она доступна лишь в посёлке Танхой. Поэтому, уходя в глубь заповедника, решите все свои срочные телефонные вопросы, отложите телефон и просто наслаждайтесь видами.
  • Если вы любите пощекотать себе нервы, то не откажите себе в удовольствии от посещения Байкальского заповедника. Экологические прогулки тут несравнимы с медленным шествием по дорожкам кардиологического санатория. В заповеднике проложено множество горных троп, к тому же здесь есть живописные подвесные мостики, на которые не каждый осмелится ступить. Добавить остроты ощущений можно, если вы приедете в заповедник зимой. Ведь ко всему прочему добавится ещё и мороз, лёд и прочие прелести, которые готовит нам природа в этот сезон.

Женился на объекте внимания Бродского

Ася Пекуровская слыла одной из первых красавиц в Петербурге. За ней ухаживал Иосиф Бродский, но, помимо него, в девушку влюбился и Довлатов. Выбрала красавица последнего. За их трехлетним романом следило литературное сообщество, потому что отношения эти были очень неоднозначными. Довлатов мечтал жениться на избраннице, но все что-то не выходило. Один раз он сказал ей: «Ася, если ты сейчас не выпьешь из горла бутылку водки, ты выйдешь за меня замуж». Ася пошла на конфронтацию: «Еще как выпью». И выпила. Но и замуж за Довлатова вышла. И, надо сказать, в отношениях, которые пылали как действующий вулкан, ничего не поменялось. Довлатов безумно ревновал жену, на этой почве случались ссоры.

Биография

Сергей Довлатов (по паспорту Довлатов-Мечик) родился 22 июня 1941 года в Уфе, в семье эвакуированных во время войны из Ленинграда: театрального режиссёра, еврея по происхождению Доната Исааковича Мечика (1909—1995) и литературного корректора, армянки по национальности Норы Сергеевны Довлатовой (1908—1999).

В 1944 году семья Довлатова возвращается в Ленинград. После окончания школы писатель недолгое время проработал в типографии им. Володарского. В 1959 году поступил на отделение финского языка филологического факультета Ленинградского университета имени Жданова и учился там два с половиной года. Был отчислен за неуспеваемость (по собственным словам не сдал экзамен по немецкому языку). Общался с ленинградскими поэтами Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Иосифом Бродским и писателем Сергеем Вольфом («Невидимая книга»), художником Александром Неждановым.

После отчисления из университета был призван в армию. Отслужил три года (1962-1965) во внутренних войсках, охрана исправительных колоний в Республике Коми (посёлок Чиньяворык).

После армии Довлатов поступил на факультет журналистики ЛГУ, работал в студенческой многотиражке морского технического университета «За кадры верфям», писал рассказы. Был близок к литературной группе «Горожане», основанной Марамзиным, Ефимовым, Вахтиным и Губиным. Работал литературным секретарём Веры Пановой.

В 1972-1975 годах жил в Эстонии, где работал штатным и внештатным сотрудником в газетах «Советская Эстония» и «Вечерний Таллин». Писал рецензии для журналов «Нева» и «Звезда». Набор его первой книги под общим названием «Городские рассказы» в издательстве «Ээсти Раамат» был уничтожен по указанию КГБ Эстонской ССР.

В 1975 году вернулся в Ленинград. Работал в журнале «Костёр», экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом (Михайловское). Довлатов неоднократно пытался напечатать свои рассказы, но журналы за редким исключением отказывались их принимать. Довлатов публиковался в самиздате, а также в эмигрантских журналах «Континент», «Время и мы». За публикации в западной прессе в 1976 году был исключен из Союза журналистов СССР.

В 1978 году из-за преследований, невозможности работать и отсутствия средств к существованию Довлатов эмигрировал вслед за своей женой и дочерью сначала в Вену, а затем поселился в Нью-Йорке. Был одним из создателей и главным редактором русскоязычной газеты «Новый американец» (1980-1983), много работал на радио «Свобода». Одна за другой выходили книги его прозы. К середине 1980-х годов добился читательского успеха, печатался в престижных журналах «Партизан Ревью» и «The New Yorker».

За двенадцать лет эмиграции издал двенадцать книг в США и Европе. В СССР писателя знали по самиздату и авторской передаче на Радио «Свобода».

Сергей Довлатов умер 24 августа 1990 года в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. Похоронен на еврейском кладбище «Маунт Хеброн» (Mount Hebron).

Личная жизнь Довлатова была очень непростой. Он дважды состоял в официальном браке: с Асей Пекуровской (1960–1968) и Еленой Довлатовой (1969–1971), и один раз в гражданском с Тамарой Зибуновой (1975–1978). Его первая дочь (Катя) родилась в 1966 г. от его второй жены, а вторая (Маша) – в 1970 от первой. Третья дочь Довлатова (Александра) родилась от его гражданской жены в 1975, а последний ребенок: сын (Коля или Николас Доули), — в 1984 г. в эмиграции снова от Елены Довлатовой.

Лучшая биография Довлатова написана им самим: «Я родился в не очень-то дружной семье. Посредственно учился в школе. Был отчислен из университета. Служил три года в лагерной охране. Писал рассказы, которые не мог опубликовать. Был вынужден покинуть родину. В Америке я так и не стал богатым или преуспевающим человеком. Мои дети неохотно говорят по-русски. Я неохотно говорю по-английски. В моем родном Ленинграде построили дамбу. В моем любимом Таллине происходит непонятно что. Жизнь коротка. Человек одинок. Надеюсь, все это достаточно грустно, чтобы я мог продолжать заниматься литературой…»

Ни одного своего текста, опубликованного в СССР до 1978 года, Довлатов перепечатывать ни при каких обстоятельствах не позволял.

В 1995 году была учреждена Литературная премия им. Сергея Довлатова. Присуждается за лучший рассказ года петербургского автора или напечатанный в С.-Петербурге.

Основные разделы сайта: Биография, афоризмы, статьи, романы, рассказы, повести, интервью, рисунки | Хронология | О Довлатове | Фотогалерея | Рисунки | Романы | Рассказы | Повести | Интервью | Статьи | Афоризмы Довлатова | Литература продолжается | Ссылки |

Трубадур отточенной банальности

Доживи Сергей Довлатов до своего 80-летнего юбилея (что вполне возможно, если бы не халатность заокеанской скорой), он бы мог рассчитывать на торжество в Колонном зале Дома Союзов (если бы пошел) — столь сокрушительно-масскультной стала его посмертная слава, больше похожая на воздаяние.

Переиздания огромными тиражами, мемориальные доски в Петербурге, Уфе и «игрушечном» Таллине, изба-музей в Пушгорах. В Нью-Йорке, в Куинсе, — Sergei Dovlatov Way, перекресток в районе Форест-Хилс, который он пересекал, направляясь из дома в магазин «Моня & Миша» за свежим номером «Нового русского слова». Идолизация на уровне анекдота, сказали бы его рафинированные друзья-литкритики, однако «трубадура отточенной банальности», пользовавшегося литературой как павлиньим хвостом, до сих пор можно цитировать страницами.

Не просивший у Бога добавки


Фото: Кадр из трейлера к фильму «Довлатов»/kinopoisk.ru

Казалось бы, какое тут величие замысла? Работал журналистом, ходил по издательствам, предлагал рукописи, не печатали. Уехал, «оставил телефон химчистки». Из всех пожитков — фанерный чемодан, перевязанный бельевой веревкой, с которым когда-то ездил в пионерлагерь. На крышке написано: «Младшая группа. Сережа Довлатов». Под крышкой — фото Иосифа Бродского и Джины Лоллобриджиды в прозрачной одежде. «Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал». Про Бродского спросил: «Кто это?» Удовлетворился ответом — «дальний родственник». Таким же родственником, только не дальним, а близким, стал Довлатов для читателя — писатель, смешивший до слез, удивлявший, удручавший.

Чего только стоят его типажи — ради такой веселой компании хотелось устроиться на работу в «Советскую Эстонию». Свойский фотограф Жбанков, не расстававшийся с «мерзавчиком» и развлекавший номенклатурных барышень байками о перепутанных в морге покойниках. Обаятельный конформист Миша Шаблинский, которому прощали выражения «имманентный дуализм» и «спонтанная апперцепция». Легкомысленный бонвиван Митя Кленский, питавший пристрастие «к анодированным зажимам для галстука и толстым мундштукам из фальшивого янтаря». Даже глупейший диссидент и неудачливый альфонс Эрик Буш с лицом голливудского киногероя, даже редактор Турунок — «тип застенчивого негодяя», марципановый, елейный — все у Довлатова выходили колоритными, занимательными, типажными.

«Я не мог не снять кино про Довлатова»

Режиссер Алексей Герман-мл. — о работе над новым фильмом, представляющим Россию на Берлинале-2018

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Твоя настольная книга
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: